Юрий Кошеленко: «Связи с группой
Тимофеева днем у нас не было, база тоже не могла с ними связаться, мы это
объясняли препятствием северного гребня, протянувшегося между нами. Общее
возбуждение нарастало, это чувство соединяло в себе и стремление в этот день
быть рядом с ними, и надежду на успех, и волнение за их судьбы, и осознание
приближающейся развязки. Облака укрывали всю долину ниже 6000 метров, и Глеб
вновь пустился в рассуждения о таком поведении муссона, когда он приходит, но
еще не решается подняться высоко, внизу снег, непогода, а на 8 тысячах
безветренно и тепло. И не забывал повторять, что последние дни этого сезона
сильно напоминают ему подобную ситуацию».
Леша работал в кошках — их острыми зубьями можно было зацепиться
за шероховатые скалы. Руками он нащупывал выступы, держась за которые можно
было переместиться вверх... И он это сделал, но совсем недалеко.
Во второй раз пролез чуть дальше, и — снова вниз.
Дубль третий... Нужно, нужно пролезть эту скалу, тогда выше можно
будет найти место и забить крюк, и закрепить на нем веревку, и продолжить
подъем.
Леша не должен ошибиться. Они страховали его веревкой и удержали
бы, если бы он сорвался. Однако это однозначно означало бы трагедию и конец их
подъема: он бы не разбился, но без медицинской помощи было бы не обойтись, и
они стали бы спускать его вниз, а что это такое на восьмитысячной высоте...
Они не слышат тяжелого дыхания Алексея, как не слышат скрежета
железных кошек, вгрызающихся в каменную твердь. Все звуки сейчас — это
яростный, на все лады свист ветра. Сергей, Петя и Женя ничем не могут помочь
Леше. Они ждут.
Кажется, еще немного — и они эту напряженность не выдержат. Но
если сдадут нервы — что тогда? Повернуть назад? Но восемь тысяч метров за
ними... Нет, это просто невозможно.
Только вперед!
Тимофеев отворачивается, он не в силах следить за тем, что делает
Болотов. Он смотрит на Эверест. А тот мрачен и зловещ. И даже солнце на
черно-фиолетовом небе не греет и не подбадривает их.